Главное условие для успеха в молитве есть очищение сердца от страстей и всякого пристрастия к чему–либо чувственному.

Дабы сохранить мир душевный, должно отдалять от себя уныние и стараться иметь дух радостный, а не печальный.

Для сохранения мира душевного всячески должно избегать осуждения других. Снисхождением к брату и молчанием сохраняй мир душевный.

Когда душа сделаетъ свою созерцательную и разумную силу всегда бодрственною, то усыпляетъ телесныя страсти двоякимъ образомъ, т.-е., и темъ, что бываетъ занята созерцаніемъ лучшаго и сроднаго, и темъ, что надзирая за безмятежіемъ тела уцеломудриваетъ и утишаетъ его страсти.

Одним словом, кто не внимает себе и не хранит ума своего, тот не может сделаться чист сердцем, чтоб сподобиться узреть Бога.

Тогда как прочие производят в душе помыслы, мысли и представления, пользуясь изменениями тела, Господь делает противоположное: Он входит в сам ум и влагает в него ведение о тех вещах, какие Ему угодны; посредством же ума Он унимает и невоздержанность тела.
То, что ты сделаешь в отмщение брату, обидевшему тебя, станет преткновением для тебя во время молитвы.

Если наилукавейший бес, многие употребив хитрости, не может помешать молитве праведника, то он немного отступает, но затем, когда молитва закончена, мстит ему. Ибо этот бес либо возжигает гнев в нем, разрушающий наилучшее состояние [души], возникшее в результате молитвы, либо побуждает к неразумному наслаждению и глумится над умом.

Что угодно бесам возбуждать в нас? – Чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, памятозлобие и прочие страсти, дабы ум, одебелившись ими, не мог молиться, как должно.

Итак, если хотим, чтобы молитвы наши не только до небес, но и превыше небес проникали, то постараемся ум свой возвести к естественной его легкости, очистив его от всех земных пороков.

Говорит Господь наш, от сердца исходят помышления злые, которые сквернят человека; там и потребны внимание и хранение.

Когда же страсти, посредством сопротивления им сердца, усмирятся совсем, тогда ум приходит к возжеланию Бога и ищет содружиться с Ним, для чего умножает молитву и в ней преимущественно проводит время.

Итакъ какъ при появленіи солнечнаго света убегаютъ все звери и скрываются въ ложахъ своихъ: такъ и когда молитва, какъ лучъ некій, появится отъ устъ нашихъ и нашего языка, тогда умъ просвещается, все же неразумныя и зверовидныя страсти отступаютъ, разбегаются и прячутся въ свои имъ норы,— только бы молились мы, какъ   следуетъ,   съ   душею   бодренною   и   трезвенною мыслію. Тогда будь діаволъ близъ, онъ отгоняется, будь демонъ,—убегаетъ.

Какъ городъ, неогражденный стенами, легко подпадаетъ подъ власть враговъ, по отсутствію всякой къ занятію его препоны: такъ и душу неогражденную молитвами діаволъ легко беретъ въ свою власть и наполняетъ ее всякими грехами.

Человѣку, съ надлежащимъ усердіемъ молящемуся и Бога часто призывающему, невозможно, никакъ невозможно согрѣшить когда либо. И вотъ почему это такъ. Кто, согрѣвъ сердце свое и душу возбудивъ, весь переселяется на небо, и такъ призываетъ Владыку своего, исповѣдуя грѣхи свои и прося прощенія въ нихъ, тотъ при такихъ расположеніяхъ естественно всякое отлагаетъ житейское попеченіе, окрыляется и становится высшимъ человѣческихъ страстей.

Молящійся отъ души, еще прежде нежели получитъ просимое, получаетъ уже великія блага отъ самаго дѣствія молитвы. Такая молитва укрощаетъ всѣ страсти, смиряетъ гнѣвъ, изгоняетъ зависть, подавляетъ похоть, ослабляетъ любовь къ вещамъ житейскимъ, доставляетъ душѣ великое спокойствіе, восходитъ на самое небо.

Душа  сама  по  себѣ нѣжна и воспріимчива: но какъ вода Дуная часто окаменѣваетъ отъ холода, такъ и душа наша отъ грѣха и безпечности отвердѣваетъ и дѣлается камнемъ. Посему намъ потребно много жара, чтобъ размягчить затвердѣлость ея. Это преимущественно совершаетъ молитва.

Не обиліе словъ умоляетъ Бога, но чистая душа, ревнующая о добродѣланіи.

Когда приступаешь къ молитвѣ, то заботься не о томъ только, чтобы получить просимое, но чтобъ и душу свою сдѣлать лучшею посредствомъ самой молитвы.

Если дѣлаешь доброе предъ Богомъ, и Онъ дастъ тебѣ дарованіе, умоли Его научить тебя смиряться, или взять у тебя  оное, чтобы  оно  не  было для  тебя причиною погибели.

Если вожделѣваешь добродѣтели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби раждаютъ смиреніе. Кто же безъ скорби пребываетъ въ добродѣтели своей, тому отверста дверь гордости.

Если душа препобѣдитъ страсти, то пріобрѣтаетъ чистоту; а истинная чистота дѣлаетъ, что умъ пріобрѣтаетъ дерзновеніе въ часъ молитвы.

Не дѣла отверзаютъ заключенную дверь сердца, но сердце сокрушенное и смиреніе души, когда препобѣдитъ страсти смиреніемъ.

Хотя   получимъ   просимое,   хотя   не   получимъ, пребудемъ въ молитвѣ. И благодарны будемъ не только тогда, когда получимъ, но и когда не получимъ. Ибо не получить,  когда  того  хощетъ  Богъ,  не  меньшее  есть благо; какъ и получить. Ибо мы не знаемъ, что намъ полезно, такъ какъ сіе знаетъ Богъ. Почему и полученіе и неполученіе почитая равнымъ благомъ, за то и другое должны мы благодарить Бога.

Если, содержа въ памяти благодѣянія людей, сильнѣе согрѣваемся любовію къ нимъ; тѣмъ паче, непрестанно помня неисчетныя благодѣянія къ намъ Владыки нашего и Господа, теплѣйшими къ Нему и ревностнѣйшими къ заповѣдямъ Его содѣлаемся.

Блюденіе дара благодѣянія есть наилучшая память о благодѣяніи и истинно всегдашнее благодареніе, дѣломъ являемое.

И святыя Тайны Христовы, страшныя и преисполненныя спасительныхъ силъ, совершаемыя въ каждое церковное собраніе, называются Евхаристіею, потому, что суть воспоминаніе о многихъ и великихъ благодѣяніяхъ, и сами являютъ главизну и верхъ Божественнаго о насъ попеченія.

Будемъ же непрестанно благодарить Его. Да предшествуетъ всегда и словамъ и дѣламъ нашимъ благодареніе. Благодареніе же будемъ творить не за себя только, но и за другихъ. Чрезъ это зависть въ себѣ истребимъ, и любовь содѣлаемъ тѣснѣйшею и искреннѣйшею.

Будемъ и мы всегда благодарить Бога и за свои блага и за блага къ другимъ, и за великія и за малыя. Пусть и невелико то, что даровано, но оно велико потому, что даровано Богомъ.

Водрузимъ молитву въ сердце своемъ, и къ ней приложимъ смиреніе и кротость.—Ибо Господь говоритъ: научитеся отъ Мене, яко кротокъ есмъ и смиренъ сердцемъ, и обрящете покой душамъ вашимъ.

Возвращение ума к себе есть хранение себя, а восхождение его к Богу производится молитвою.

Если же он приискивает целесообразные врачевства для каждой силы душевной, очищая деланиями деятельную свою часть, познаванием — мысленную, молитвою — созерцательную, и чрез них достигая истинной, совершенной и прочно установившейся чистоты сердца и ума, которая не стяжавается никем никогда, иначе, как совершенством в действовании, постоянным сокрушением, созерцанием и молитвою.

Если вниманием храним молитву чистою, то преуспеваем, а если не внимаем, чтоб хранить ее чистою, но оставляем неохраняемой, и она оскверняется злыми помыслами, то бываем непотребными и безуспешными.

Совесть же свою хранить чистою должен ты в трояком отношении: в отношении к Богу, в отношении к духовному отцу своему и в отношении к прочим людям, также к вещам и предметам мира (житейским).

В отношении к Богу долг имеешь хранить совесть свою чистою, не позволяя себе делать ничего такого, о чем знаешь, что оно не упокоевает Бога и неприятно Ему.

В отношении к духовному отцу своему, делай одно то, что он заповедует тебе, и ни больше ни меньше того не позволяй себе делать, но шествуй по намерению его и по воле его.

В отношении к другим людям соблюдешь совесть свою чистою, не позволяя себе делать им ничего такого, что сам ненавидишь и чего не желаешь, чтоб они делали тебе самому.

В отношении к вещам долг имеешь хранить совесть свою чистою, употребляя их всегда, как должно, – именно пищу, питие и одежду.

И вкратце, все делай так, как бы ты был пред лицом Бога, и ни в каком деле не допускай себя до того, чтоб обличала и уязвляла тебя совесть, что ты не сделал его хорошо.

Ибо каждому, кто приневоливает и нудит себя, даже против желания сердца, к молитве, надобно так же принуждать себя и к любви, и к кротости, и ко всякому терпению, и великодушию, по написанному, с радостью: а таким же образом принуждать себя к уничижению, к тому, чтобы почитать себя худшим и низшим всех, чтобы не беседовать о неполезном, но всегда поучаться в словесах Господних и их изрекать устами и сердцем. Еще надобно принуждать себя к тому, чтобы не раздражаться.

Если смиренномудрие и любовь, простота и благость не будут в нас тесно соединены с молитвою, то самая молитва, лучше же сказать, – эта личина молитвы, весьма мало может принести нам пользы.

Девство ли кто возлюбилъ, или ревностно чтитъ брачное целомудріе, гневъ ли кто укрощать и кротость сожительницею своею иметь положилъ, отъ зависти ли чистымъ себя блюсти, или другое что подобающее делать кто   возревновалъ,—легко   и   удобно   совершитъ   благочестное теченіе свое, если пріиметъ въ руководительницы молитву и ею напередъ будетъ углаждать таковый путь жизни.

Кто проситъ у Бога целомудрія, праведности, кротости и милостивости, тому невозможно не получить   просимаго.

Господь  всехъ  убеждаетъ насъ прилежать молитве; намъ же надлежитъ, повинувшись  Его  божественному  внушенію,  проводить  жизнь свою въ песнопеніяхъ и молитвахъ, ревнуя наиточнейшимъ образомъ благоугождать Богу. Только такъ живя, будемъ мы жить настоящею человеческою жизнію.

Душа, очистившись полнотою заповедей, приуготовляет незыблемое положение ума, делая его способным воспринять искомое состояние.

Господь одобрилъ усердіе обеихъ женщинъ: но Марію предпочелъ Марфе. Марфа— образъ деятельнаго служенія другимъ; Марія — образъ созерцательнаго предстоянія Богу въ молитве. Подражай чему хочешь: темъ и другимъ пріобретешь плодъ спасенія; впрочемъ последнее выше перваго.

Кто имеетъ у себя предъ глазами этотъ день и часъ, и всегда помышляетъ объ оправданіи на непогрешимомъ судилище, тотъ или вовсе не согрешитъ, или согрешитъ весьма мало; потому что грешимъ мы по отсутствію въ насъ страха Божія.

Веры, добродетели, достойной сего имени, царства небеснаго, если не будешь просить съ трудомъ и многимъ терпеніемъ, не получишь, потому что должно прежде пожелать, а пожелавъ искать деятельно въ вере и терпеніи, употребивъ съ своей стороны все, такъ чтобы ни въ чемъ не осуждала собственная совесть.

Въ этомъ выказывается и вера наша и любовь къ Богу, когда, и нескоро получая, пребываемъ благодарными Ему. Будемъ же всегда благодарить Его.

Пусть  каждый   размыслитъ   самъ  съ   собою, какъ онъ ведетъ себя въ присутствіи другихъ, хотя бы и равныхъ себе, какъ старается достигнуть того, чтобы не осудили чего въ уменье его держать себя, въ походке, въ движеніи каждаго члена и въ выговоре. Но какъ предъ людьми стараемся соблюдать видимое для людей, такъ и гораздо еще более кто несомненно уверенъ, что имеетъ зрителем Бога, по написанному, испытующаго сердца и утробы - тотъ возлагаетъ на себя важнейшій и труднейшій подвигъ, какъ благочестіе свое сделать богоугоднымъ; и такимъ образомъ сильнее и совершеннее утверждается въ немъ неразсеянность.

Вверь Богу все телесные потребности свои, и ясно будет, что ты доверяешь ему и потребности духа.

Внимание, взыскующее молитву, ее и обретет, ибо как раз молитва, а не иное что, следует за вниманием, и именно ею и следует ревностно заниматься.

Положи упование на Бога и проси Его помощи, да умей прощать ближним своим - и тебе дастся все, о чем ни попросишь.

Уединение, молитва, любовь и воздержание суть четырехсоставная колесница, возносящая дух на небо.

Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание и , сколько возможно, непрестанная беседа с собою и редкая - с другими.

Почему св. отцы наши, слыша Господа говорящего, что «из сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы», и что «сия (вся) суть сквернящая человека» (Мф. 15, 19, 20), – слыша также, что в другом месте Евангелия заповедуется нам очищать внутреннее сткляницы, да будет и внешнее чисто (Мф. 23, 26), – оставили всякое другое духовное дело и стали всецело подвизаться в этом одном делании, т. е. в хранении сердца, будучи уверены, что вместе с этим деланием удобно стяжут и всякую другую добродетель, а без него не могут установиться ни в одной добродетели.

Что безъ молитвы никакъ невозможно иметь сожительницею себе добродетель и съ нею тещи путемъ жизни, думаю, для всякаго само собою ясно. Ибо какъ бы кто сталъ подвизаться въ добродетели, не приступая и не припадая часто къ Тому, кто есть податель и дарователь добродетели?

Кто бы даже желаніе быть целомудреннымъ и праведнымъ въ себе постоянно питать былъ силенъ, не держа съ удовольствіемъ беседы съ Темъ, кто требуетъ отъ насъ и это, и еще большее того?

Молитва есть глава всехъ добродетелей, корень и основаніе спасительной жизни.

Ни целомудріе одно не можетъ спасти безъ другихъ добродетелей, ни попеченіе о бедныхъ, ни благость, ни другое какое изъ похвальныхъ делъ; но надобно, чтобъ все добродетели стеклись въ нашу душу, а молитва чтобъ какъ основаніе и корень лежала подъ ними.

Души  при действіи  молитвъ  благоустроенны  бываютъ, тверды и легко текутъ путемъ благочестія.